Юридические услуги, адвокат, закон, юрист, суд, консультация, развод

В Министерство юстиции Российской Федерации поступают запросы из органов юстиции в субъектах Российской Федерации о возможности употребления в наименованиях юридических лиц, обращающихся за получением лицензий на оказание платных юридических услуг, слов и словосочетаний, указывающих якобы на их адвокатскую деятельность.
В связи с этим сообщаем следующее.
Согласно ст. 54 ГК РФ каждое юридическое лицо должно иметь свое наименование, содержащее указание на организационно-правовую форму. Право на собственное наименование возникает у юридического лица с момента его регистрации. Коммерческие организации имеют исключительное право на использование фирменного наименования. Наименование некоммерческих организаций (в предусмотренных законом случаях некоторых коммерческих организаций), а также унитарных предприятий должно содержать указание на характер деятельности юридического лица.
Юридическое лицо может выбрать любое наименование при условии, если оно не используется кем-либо иным. Вместе с тем приведенное правило знает определенные исключения. Так, некоторыми названиями могут пользоваться только соответствующие специализированные организации.
Например, Закон РФ "О товарных биржах и биржевой торговле" предусматривает, что предприятия, учреждения и организации, не отвечающие требованиям, предъявляемым к "биржам" и "товарным биржам", а также филиалы и другие обособленные подразделения указанных предприятий, учреждений, организаций не вправе использовать в своем названии слова "биржа" и "товарная биржа".
Закон РФ "О банках и банковской деятельности" установил, что термин "банк" может содержаться в фирменном наименовании лишь таких юридических лиц, которые имеют лицензию на право совершения банковской деятельности.
Деятельность коллегий адвокатов также регулируется специальным законодательством - Положением об адвокатуре РСФСР, утвержденным Законом РСФСР от 20.11.80, которым, в частности, определяется организационно-правовая форма адвокатской деятельности: коллегия адвокатов, юридическая консультация (ст. ст. 3 и 17).
Однако несоответствие устаревших правовых норм реальной действительности создало пробел в законодательстве, выразившийся в отсутствии в Положении об адвокатуре прямого запрета или ограничения на использование слов "адвокат", "адвокатский", а также словосочетаний "коллегия адвокатов", "юридическая консультация" и т.п.
Учитывая изложенное, целесообразно в случае неправомерного указания в наименовании юридического лица на адвокатскую деятельность применять по аналогии закона (ст. 6 ГК РФ) правовые нормы, содержащиеся в ст. 7 Закона РФ "О банках и банковской деятельности" от 03.02.96, ст. 5 Закона РФ "О товарных биржах и биржевой торговле" от 20.02.92 и регулирующие сходные отношения.
Соискателям лицензий, использующим в своих наименованиях слова и словосочетания, указывающие якобы на адвокатскую деятельность, следует разъяснять, что тем самым они нарушают Закон РФ "О защите прав потребителей", Закон РФ "О рекламе", вводя в заблуждение потенциальных потребителей их услуг.
Нарушается также Постановление Правительства РФ от 15.04.95 N 344, утвердившее Положение о лицензировании деятельности по оказанию платных юридических услуг на территории Российской Федерации. В Положении определено, что деятельность коллегий адвокатов не подлежит лицензированию, то есть проводится четкое разграничение между адвокатской деятельностью и деятельностью юридических лиц, получивших лицензии на оказание платных юридических услуг.
------------------------------------------------------------------
КонсультантПлюс: примечание.
Постановление Правительства РФ от 15.04.1995 N 344 "Об утверждении Положения о лицензировании деятельности по оказанию платных юридических услуг" утратило силу в связи с изданием Постановления Правительства РФ от 20.05.1999 N 548 "О признании утратившими силу решений Правительства Российской Федерации по вопросам лицензирования отдельных видов деятельности".
------------------------------------------------------------------
Обращаем внимание на то, что в ходе ведения Министерством юстиции Сводного реестра лицензий выявляются единичные случаи выдачи органами юстиции лицензий юридическим лицам, использующим в своих наименованиях слова и словосочетания, как бы указывающие на адвокатский характер их деятельности. В связи с этим рекомендуется всем органам юстиции проанализировать реестры выданных лицензий и устранить допущенные нарушения.
Проводимые Минюстом России и территориальными органами юстиции проверки деятельности лицензиатов показывают, что иногда юридические лица и индивидуальные предприниматели нарушают лицензионные условия и фактически осуществляют адвокатские функции (участвуют в качестве защитников на стадиях дознания и предварительного следствия, оформляют свои полномочия в уголовном судопроизводстве ордерами юридических консультаций, представляются клиентам адвокатами и т.д.). Поэтому при осуществлении контроля за соблюдением лицензиатами условий, предусмотренных лицензиями, особое внимание следует уделять пресечению этой порочной практики. В зависимости от характера выявленных нарушений органы юстиции имеют право приостанавливать действие лицензий либо аннулировать их, при соблюдении требований статей 22, 23, 24, 25 Положения о лицензировании.
Информацию о работе по контролю за деятельностью лицензиатов просьба направлять в Управление организационно-правового обеспечения юридической помощи Минюста России для обобщения и выработки предложений по совершенствованию законодательства, регулирующего лицензионную деятельность.

Согласно ст. 16, ч. 2 ст. 50, ч. 3 ст. 51 нового Уголовно-процессуального кодекса РФ <*> на предварительном следствии обеспечение подозреваемому, обвиняемому права на защиту, которое они могут осуществлять как лично, так и с помощью защитника, возложено на следователя или прокурора.
--------------------------------
<*> УПК РФ // Российская газета. 2001. N 249 (2861). 22 декабря.

Этап вступления защитника в уголовное дело на предварительном следствии для следователя является немаловажным. На данном этапе между следователем и защитником наряду с уголовно-процессуальными, нравственными отношениями возникают отношения организационного характера, которые обеспечивают вступление защитника уже в конкретные следственные действия по уголовному делу.
Данные отношения возникают на почве выполнения процессуальных обязанностей как следователя, так и защитника. Для следователя эти обязанности состоят в обеспечении подозреваемому, обвиняемому возможности защищаться установленными законом средствами и способами от подозрения и обвинения, а для защитника - это осуществление функции защиты в целях выяснения обстоятельств, оправдывающих подозреваемых и обвиняемых или смягчающих их ответственность, а также оказание подзащитному необходимой юридической помощи <*>.
--------------------------------
<*> Лобанов А.П. Правовые и организационные отношения следователя и лица, производящего дознание, с адвокатом-защитником: Автореф. дис. канд. юрид. наук. М., 1992. С. 25.

Обязанность, возложенная на следователя законом, по обеспечению защитником подозреваемого, обвиняемого согласно новому законодательству реализуется <*>:
--------------------------------
<*> Постановление Конституционного Суда РФ от 27 июня 2000 года N 11-П "По делу о проверке конституционности положений ч. 1 ст. 47 и ч. 2 ст. 51 УПК РСФСР в связи с жалобой гр-на В.И. Маслова" // ВКС РФ. 2000. N 5. С. 52.

Ответственность работодателей за вред, причиненный нарушением трудовых прав, установлена статьями 99 и 213 КЗоТ РФ, Федеральным законом РФ от 24.07.1998 и статьями 151, 1099, 1100, 1101 ГК РФ.
------------------------------------------------------------------
КонсультантПлюс: примечание.
Кодекс законов о труде РСФСР от 09.12.1971 утратил силу с 1 февраля 2002 года в связи с принятием Трудового кодекса РФ от 30.12.2001 N 197-ФЗ.
------------------------------------------------------------------
Работодатель возмещает материальный вред, причиненный работнику:
1) задержкой выдачи трудовой книжки при увольнении;
2) незаконным увольнением или незаконным переводом на другую работу;
3) неправильной формулировкой причины увольнения, которая препятствовала поступлению на другую работу;
4) задержкой исполнения решения суда о восстановлении на работе;
5) незаконным отказом в приеме на работу или несвоевременным заключением трудового договора <*>;
--------------------------------
<*> См.: Сосна Б.И. Трудовые договоры (контракты) в Республике Молдова и в Российской Федерации в условиях рыночной экономики: теория и практика. Кишинев, 2001. С. 193 - 194.

6) повреждением здоровья работника.
В соответствии с частью 5 ст. 39 КЗоТ РФ трудовая книжка с записью о причине увольнения должна быть выдана работнику в день увольнения.
Согласно ст. 99 КЗоТ РФ при задержке выдачи трудовой книжки по вине администрации работнику выплачивается средний заработок за все время вынужденного прогула. Аналогичная норма содержится в ст. 105 КЗоТ РФ.
Однако при взыскании среднего заработка за время задержки трудовой книжки суды должны учитывать требования ст. 205 и части 1 ст. 211 КЗоТ РФ, которые предусматривают трехмесячный срок исковой давности для обращения в комиссию по трудовым спорам данного предприятия, а при отсутствии комиссии - в районный (городской) народный суд.
В случае пропуска срока исковой давности по причинам, признанным судом неуважительными, суд отказывает в удовлетворении законных, по существу, требований работника по чисто формальному мотиву - т.е. по мотиву пропуска срока исковой давности по неуважительным причинам. При этом признание причин пропуска срока исковой давности уважительными или неуважительными зависит от субъективного мнения судей. Данная норма (ст. 205 и часть 1 ст. 211 КЗоТ РФ), по нашему мнению, препятствует защите прав работников, т.к. дает судам возможность по формальному мотиву отклонять законные по существу требования работников о взыскании среднего заработка за задержку выдачи трудовой книжки.
Для того чтобы обеспечить надежную защиту прав работников и ограничить возможность работников злоупотреблять своими правами, по нашему мнению, следует отменить трехмесячный срок исковой давности, но взыскивать средний заработок за задержку трудовой книжки не со дня, следующего за днем увольнения с работы, а со дня официального обращения работника с требованием выдать ему трудовую книжку <*>.

Важной гарантией обеспечения прав граждан в уголовном процессе является законодательная регламентация сроков, связанных с обеспечением подозреваемому и обвиняемому их права на защиту в уголовном судопроизводстве, прежде всего предусмотренного частью 2 статьи 48 Конституции РФ права пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения.
В ходе проводимой в Российской Федерации судебной реформы в 1992 г. в ст. 47 УПК РСФСР были внесены изменения и дополнения, регламентирующие допуск защитника в уголовное дело на первоначальном этапе расследования <*>. Ранее защитник допускался в дело лишь при окончании расследования и предъявлении обвиняемому материалов дела для ознакомления, за исключением случаев, когда в качестве обвиняемого привлекались: несовершеннолетние, лица, которые в силу своих физических и психических недостатков не могли сами осуществлять свое право на защиту.
--------------------------------
<*> Закон РФ от 23 мая 1992 г. N 2825-1. Российская газета. 1992. N 137. 17 июня.

С учетом значимости вопроса обеспечения права подозреваемых и обвиняемых пользоваться помощью защитника нормы, регламентирующие порядок и время вступления защитника в уголовное дело, были включены также в Конституцию РФ.
Перечень оснований допуска защитника к участию в деле на первоначальном этапе расследования постоянно расширялся <*>. В соответствии с ч. 1 ст. 47 ныне действующего УПК РСФСР "защитник допускается к участию в деле с момента предъявления обвинения, а в случае задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, или применения к нему меры пресечения в виде заключения под стражу до предъявления обвинения или назначения в отношении этого лица судебно-психиатрической экспертизы - с момента фактического его задержания или объявления ему постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы. В случае если к лицу, подозреваемому в совершении преступления, применены иные меры процессуального принуждения или его права и свободы затронуты действиями, связанными с его уголовным преследованием, защитник допускается к участию в деле с начала осуществления этих мер или действий" <**

В теории уголовного процесса правовой статус личности характеризуется тем, что любой участник уголовного судопроизводства признается субъектом уголовно-процессуального права и всех возникающих на основе норм права процессуальных отношений. Исходя из доктрины уголовного процесса правоспособность появляется с момента, когда в установленном законом порядке и уполномоченным на то органом лицо признано, допущено или привлечено в качестве участника уголовного судопроизводства (ст. ст. 122, 136, 138, 143 УПК). Именно с этого момента участник уголовного процесса наделяется соответствующими правами для защиты личных или представляемых интересов и на него возлагаются предусмотренные законом обязанности. Деятельность органа дознания, следователя, прокурора или суда по признанию, допущению и привлечению лица в качестве участника процесса означает, что они вступают в правоотношения с указанным лицом.
Необходимо заметить, что действующее уголовно-процессуальное законодательство, к сожалению, не дает ответа на вопрос: с какой стадии уголовного процесса и когда появляется процессуальная фигура лица, в отношении которого могут применяться принудительные меры медицинского характера?
Данный пробел обусловлен неполнотой регламентации в законе положения рассматриваемого лица, поскольку не дано определения понятия этого участника процесса и не определены основания его появления. А между тем данные факторы (понятие и основания появления) составляют важнейшую часть содержания и процессуального положения любого участника уголовного судопроизводства.
Теоретические вопросы понятия и основания появления рассматриваемого участника процесса также не получили последовательного освещения в юридической литературе. Авторы, исследовавшие в определенной степени процессуальное положение лица, совершившего общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, были единодушны лишь в выводе о том, что оно, несомненно, является участником уголовного процесса. Однако момент и основания его появления в уголовном судопроизводстве выпали из поля зрения этих ученых.
Исходя из доктрины уголовного процесса основанием к допущению данного лица в качестве участника процесса может служить только правоприменительный акт. Постановление должно выноситься после установления заключением судебно-психиатрической экспертизы факта психического расстройства лица, совершившего общественно опасное деяние или заболевшего этим расстройством после совершения преступления. Представляется, что только с этого момента можно говорить о появлении нового участника уголовного процесса, который должен быть наделен и соответствующими правами для защиты своего законного интереса.
При поэтапном прохождении дела необходимость вынесения этого постановления еще до завершения предварительного расследования может быть объяснена следующими соображениями.
На предварительном следствии в соответствии с требованиями ст. ст. 68, 404 УПК РСФСР должны быть выяснены время, место, способ совершения общественно опасного деяния (п. 1 ч. 2 ст. 404 УПК); совершено ли общественно опасное деяние данным лицом (п. 2 ч. 2 ст. 404 УПК); поведение лица, совершившего общественно опасное деяние, как до его совершения, так и после (п. 4 ч. 2 ст. 404 УПК); какой нормой уголовного закона предусмотрены эти деяния и иные обстоятельства, характеризующие личность рассматриваемого лица.
Перечисленные выше обстоятельства, входящие в предмет доказывания по этой категории дел, могли находить свое отражение в соответствии со ст. 406 УПК РСФСР лишь в постановлении о направлении дела в суд для решения вопроса о применении принудительных мер медицинского характера. Какого-либо "промежуточного" процессуального акта при поэтапном прохождении дела между постановлением о возбуждении уголовного дела и постановлением о направлении дела в суд, в котором была бы дана юридическая оценка общественно опасного деяния и определялся бы момент допуска и привлечения лица в качестве полноправного участника процесса, действующее уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает.
Представляется, что имеется необходимость в вынесении такого "промежуточного" процессуального акта, в котором еще до окончания предварительного следствия давалась бы юридическая оценка общественно опасного деяния, так как правильная уголовно-правовая квалификация имеет большое значение при оценке самой общественной опасности содеянного и лица, его совершившего, определении подсудности дела, а также для избрания надлежащего вида принудительных медицинских мер.
Рассмотрим, как на практике разрешается этот вопрос с позиции органа предварительного следствия. Для этого возьмем в динамике анализ судебной практики, проведенный нами по 583 делам такой категории в регионе Республики Коми за 1979 - 1983 гг. и отдельно за 1990 - 1998 гг. По нашим исследованиям, следственные органы по 46% дел, обобщенных с 1979 по 1983 годы (по 34% дел, обобщенных с 1990 по 1998 годы), не выносили постановления о привлечении в качестве обвиняемого до определения заключением судебно-психиатрической экспертизы факта психического заболевания лица. Данный факт можно объяснить тем, что еще в процессе проверки материалов в порядке ст. 109 УПК РСФСР или в течение 3 (в исключительных случаях не более 10) суток после возбуждения уголовного дела эти лица, как правило, госпитализировались в психиатрический стационар в связи с обострением психического расстройства после совершения общественно опасного деяния в соответствии со ст. 29 Закона о психиатрической помощи и гарантии прав граждан при ее оказании. По всем делам эти лица ранее уже состояли на учете в психиатрическом стационаре, а некоторые из них даже имели III или II группу инвалидности по психическим заболеваниям. Поэтому органы предварительного следствия своевременно назначали и проводили судебно-психиатрическую экспертизу и в большинстве случаев не избирали в отношении этих лиц какую-либо меру пресечения. По остальным 54% (по 66%) дел следователи выносили указанное постановление, однако по предъявленному обвинению лицо было допрошено только по 66% (по 91%) этих дел. По 5% (по 9%) дел лицо не допрашивалось по предъявленному обвинению в связи с тем, что вследствие психического расстройства оно не могло участвовать при производстве следственных действий, а органам следствия необходимо было каким-то образом определить его процессуальное положение. После проведения судебно-психиатрической экспертизы, определившей факт психического расстройства лица, следователями по 21% (по 20%) дел было вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого, однако по предъявленному обвинению эти лица не допрашивались. Впервые указанное постановление было вынесено после завершения судебно-психиатрической экспертизы только по 12% (по 11%) дел. Вместе с тем необходимо заметить, что в приложении к постановлению о направлении дела в суд для решения вопроса о применении принудительных мер медицинского характера следственные органы по 21% (по 20%) дел указывали, что обвинение этим лицам не предъявлялось.
Вышесказанное позволяет прийти к выводу, что следователи в соответствии со ст. ст. 143 - 144 УПК РСФСР еще до окончания предварительного расследования выносили постановления о привлечении в качестве обвиняемого с целью определить процессуальное положение этого лица и дать юридическую оценку самого общественно опасного деяния.
Такие действия правоприменительных органов, на наш взгляд, не основаны на законе. В этом случае лицо невменяемое искусственно и противозаконно ставится в процессуальное положение обвиняемого, хотя отсутствуют основания, предусмотренные ст. ст. 46, 143 - 144 УПК РСФСР. Например, в уголовно-процессуальных кодексах некоторых стран СНГ прямо отмечено, что в отношении невменяемых не выносится постановление о привлечении в качестве обвиняемого, не предъявляется обвинение и не производится допрос в качестве обвиняемого.
Теперь рассмотрим этот вопрос с позиции лица невменяемого или заболевшего психическим расстройством после совершения преступления, а также их законных представителей и защиты. Так, при выполнении требований ст. ст. 200 - 201 УПК РСФСР следователь, признав предварительное следствие законченным, представляет все материалы дела для ознакомления потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику и их представителям, а также законному представителю, защитнику и самому лицу, если этому не препятствует характер его заболевания. Однако только защитник, который в соответствии с ч. 2 ст. 405 УПК РСФСР допускается к участию в деле с момента назначения судебно-психиатрической экспертизы, обладает соответствующей юридической подготовкой, чтобы после ознакомления с делом правильно решить вопрос о правовой квалификации содеянного. Гражданские истцы, ответчики и их представители, как правило, не являются юристами, поэтому они практически не в состоянии должным образом юридически оценить совершенное общественно опасное деяние. Само же лицо после составления протокола о невозможности производства следственных действий с его участием не знакомилось с материалами дела.
Однако и защитнику, с учетом возникающих на практике сложностей в уголовно-правовой квалификации по такой категории дел, трудно, а порой и невозможно предположить, как следователь после выполнения требований ст. ст. 201 - 203 УПК РСФСР оценит в постановлении о направлении дела в суд для решения вопроса о применении принудительных мер медицинского характера деяние, совершенное этим лицом, если ранее в материалах дела не было соответствующего разъясняющего процессуального документа. Это определенным образом сказывается и на активности защитника при ознакомлении с материалами дела. Так, например, по обобщенным нами делам при выполнении требований ст. ст. 201 - 203 УПК РСФСР адвокатами были заявлены различные ходатайства лишь по 1% (по 0,4%) дел.
Как показал анализ практики, защитник допускался к участию в деле в основном при ознакомлении с делом, за исключением случаев, когда органом следствия после завершения судебно-психиатрической экспертизы, установившей факт психического расстройства лица, выносилось постановление о привлечении в качестве обвиняемого. В этих случаях защитник допускался уже с момента вынесения указанного постановления. Однако вынесение постановления о привлечении в качестве обвиняемого, как известно, не основано на законе. Только после вынесения "промежуточного" процессуального акта, на наш взгляд, в соответствии со ст. 405 УПК РСФСР защитник мог бы на законных основаниях принять активное участие по рассматриваемой категории дел.
Вышесказанное позволяет сделать вывод, что такой важный момент в осуществлении гарантий прав и законных интересов этих лиц, как уголовно-правовая квалификация общественно опасных деяний, также не получил в стадии предварительного следствия должной правовой регламентации. Это явно ослабляет институт правовых гарантий рассматриваемых лиц, которые вследствие психического заболевания не в состоянии должным образом правильно реализовывать свое право на защиту.
Существует необходимость предусмотреть введение в уголовно-процессуальный закон такого "промежуточного" акта, который бы констатировал допущение и привлечение рассматриваемого лица в качестве участника процесса. Это постановление должно быть актом чисто процессуального значения, который устанавливал бы появление процессуальных отношений между этим лицом и государством. Появление этого лица в качестве участника процесса приводит к тому, что оно автоматически должно наделяться возможностью пользоваться соответствующими субъективными правами и личными свободами, гарантированными законом. На наш взгляд, не установив уголовно-процессуальных отношений и субъекта данных отношений, невозможно объективно решить вопрос о применении или неприменении принудительных медицинских мер.
Далее необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что действующее законодательство не дает даже понятия этого участника уголовного процесса. Хотя совершенно очевидно, что четкое определение в УПК таких понятий участников уголовного судопроизводства, как "подозреваемый" (ч. 1 ст. 52), "обвиняемый" (ч. 1 ст. 46), "потерпевший" (ч. 1 ст. 53) и т.п., имеет важное процессуальное значение. В связи с этим мы полностью разделяем мнение профессора В.П. Божьева, что "полнота и точность определения понятия субъекта права - необходимая предпосылка реализации установленных в Уголовно-процессуальном кодексе правил поведения".
Рассмотрим, какой терминологией пользуется законодатель при определении этого участника уголовного процесса. Например, в ст. ст. 403, 406 УПК РСФСР говорится о лице, "совершившем общественно опасное деяние в состоянии невменяемости" или "заболевшем после совершения преступления душевной болезнью". А в ст. ст. 407, 409 УПК РСФСР речь идет уже о лице, о "котором рассматривается дело". Наконец, в статье 412 УПК РСФСР законодатель пользуется следующей терминологией: "лицо, признанное невменяемым", "лицо, заболевшее после совершения преступления хронической душевной болезнью".
В Постановлении N 4 Пленума Верховного Суда СССР от 26 апреля 1984 г. с изменениями, внесенными от 1 ноября 1985 г., "О судебной практике по применению, изменению и отмене принудительных мер медицинского характера" о рассматриваемом участнике процесса говорится как о "лице, совершившем общественно опасное деяние в состоянии невменяемости или заболевшем душевной болезнью после совершения преступления", или о лице, "в отношении которого поставили вопрос о применении принудительной меры медицинского характера", а также лице, "признанном невменяемым".
В своих теоретических работах ученые, занимающиеся проблемами процессуального порядка применения принудительных медицинских мер, прибегают, в частности, к следующей терминологии: "душевнобольной", "невменяемый", "лицо, совершившее общественно опасное деяние", "лицо, в отношении которого решается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера", "лицо, в отношении которого решается вопрос о применении к нему принудительных мер медицинского характера", "лицо, признанное невменяемым", "лицо, признаваемое невменяемым", "лицо, в отношении которого решается вопрос о применении к нему принудительных мер медицинского характера", "лицо, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера".
Наличие значительного количества терминов исследуемого участника, встречающихся в уголовно-процессуальном законодательстве и юридической литературе, закономерно вызывает у практиков определенные трудности. Анализ изученных дел показал, что в приложении к постановлению о направлении дела в суд для решения вопроса о применении принудительных мер медицинского характера следователи называли его "обвиняемым" по 21% дел, обобщенных с 1979 по 1983 годы (по 37% дел, обобщенных с 1990 по 1998 годы), вообще никак не именовали по 75% (по 41%) дел. Лишь по 4% (по 22%) дел представители следственных органов, как это рекомендуется в справочно-правовой литературе при составлении подобного постановления, именовали его лицом, совершившим общественно опасное деяние.
Терминология, употребляемая в юридической литературе и в действующем законодательстве при определении понятия этого участника уголовно-процессуальной деятельности, в принципе не вызывает существенных возражений. Так, в частности, по данному вопросу существует мнение, что необходимо отдавать предпочтение терминологии, употребляемой в ст. ст. 403, 404, 405 УПК РСФСР, а не термину "душевнобольной", который имеет скорее бытовое, чем процессуальное значение. По мнению этих авторов, лицо, о котором рассматривается дело, должно именоваться невменяемым или заболевшим душевной болезнью до вынесения приговора.
Однако необходимо заметить, что в любое наименование нельзя втиснуть все содержание понятия. Все наименования, а они, как правило, условны, шире по своему содержанию. Проведенное нами в течение последних десяти лет исследование, консультации с учеными-процессуалистами, с работниками правоприменительных органов, а также филологами и психиатрами позволили прийти к выводу, что наиболее приемлемым, емким, содержательным можно рекомендовать следующее определение этого особого участника уголовного судопроизводства: лицо, нуждающееся в применении принудительных мер медицинского характера. Под этим определением имеются в виду две категории лиц, к которым могут быть применены принудительные медицинские меры: 1) невменяемые; 2) у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение или исполнение наказания (п. п. "а" и "б" ч. 1 ст. 403 УПК). Положительно, что с нами согласны и авторы проекта УПК РФ, определив единым понятием эти две категории лиц. Например, в статье 500 проекта УПК об этом участнике уголовного процесса говорится как о "лице, в отношении которого ведется дело о применении принудительных мер медицинского характера".
Поэтому логичным будет и вывод о том, что при поэтапном прохождении дела "промежуточный" процессуальный акт можно было бы определить как постановление о признании лицом, нуждающимся в применении принудительных мер медицинского характера.
Исходя из доктрины уголовного процесса указанное постановление должно выноситься органом предварительного следствия при наличии материально-правовых и процессуально-правовых оснований.
Содержание и структура материально-правовых оснований могли бы включать в себя следующие компоненты: 1. Совершение общественно опасного деяния, предусмотренного конкретной нормой уголовного закона. 2. Наличие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики, лишающего возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими (ст. 21 УК). 3. Достижение возраста, с которого возможно наступление уголовной ответственности (ст. 20 УК). 4. Неистечение срока давности привлечения к уголовной ответственности (ст. 78 УК).
К уголовно-процессуальным основаниям можно отнести: 1. Доказанность самого события общественно опасного деяния и соответствие образующих его фактических обстоятельств признакам конкретного состава преступления (п. 1 ч. 2 ст. 404 УПК). 2. Совершение общественно опасного деяния данным лицом (п. 2 ч. 2 ст. 404 УПК). 3. Доказанность психического расстройства лица во время совершения общественно опасного деяния и ко времени расследования дела, лишающая его возможности осознавать фактический характер и общественную значимость своих действий (бездействия) либо руководить ими (п. 3 ч. 2 ст. 404 УПК). 4. Отсутствие обстоятельств, перечисленных в ст. ст. 406, 410 УПК РСФСР, которые исключают применение принудительных мер медицинского характера.
На моменте вынесения постановления о признании лицом, нуждающимся в применении принудительных мер медицинского характера, необходимо остановиться поподробнее. Направление этого участника процесса на судебно-психиатрическую экспертизу допускается лишь при наличии достаточных данных, указывающих, что именно это лицо совершило общественно опасное деяние, по поводу которого возбуждено дело и ведется расследование. Достаточными данными является совокупность обстоятельств, перечисленных в ч. 2 ст. 404 УПК РСФСР, проверенных органом предварительного следствия в полном объеме и отраженных в материалах дела. Следовательно, к моменту назначения судебно-психиатрической экспертизы следственным органам должно быть уже известно лицо, которое совершило общественно опасное деяние.
Для проверки психического состояния этого участника процесса обязательно проведение судебно-психиатрической экспертизы (п. 2 ст. 79 УПК). В статье 21 УК РФ описывается психическое расстройство, которое законодателем определятся невменяемостью. Невменяемость, как известно, обоснованно характеризуется двумя критериями: психическим состоянием лица и обусловленной им неспособностью его осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими. Она признается доказанной при наличии обоих критериев - юридического и медицинского. Каждое из этих условий доказывает следователь и обосновывает суд. При этом с помощью экспертов-психиатров ими проверяется только психическое расстройство для решения вопроса о невменяемости. Когда эксперты придут к заключению, что во время совершения деяния указанное лицо не обладало способностью осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия), следователь вправе сделать вывод, что в этот момент лицо не могло действовать виновно.
Получив заключение судебно-психиатрической экспертизы, орган предварительного следствия должен изучить и оценить его, поскольку оно является одним из источников доказательств по делу (ст. 69 УПК) и подлежит тщательной проверке (ст. 70 УПК). Как известно, заключение экспертов-психиатров не имеет заранее установленной силы (ст. 20 УПК) и подлежит также оценке по общим правилам, выработанным процессуальной наукой и практикой, по внутреннему убеждению следователя, основанному на всестороннем, полном и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела.
Следовательно, можно прийти к выводу, что вопрос о появлении нового участника уголовного процесса может быть решен только после получения органом дознания, следователем, прокурором и судом заключения судебно-психиатрической экспертизы и оценки его по внутреннему убеждению наряду со всеми другими материалами дела. Поэтому моментом вынесения постановления является наличие достаточных доказательств, указывающих, что именно это лицо совершило общественно опасное деяние в состоянии невменяемости или заболело психическим расстройством после совершения преступления.
Если психическое состояние позволяет участвовать этому лицу при производстве следственных действий, то следователь объявляет ему постановление о признании лицом, нуждающимся в применении принудительных мер медицинского характера, и разъясняет его сущность. Выполнение этих процессуальных действий должно удостоверяться подписями указанного лица и следователя на постановлении. В случае отказа лица от подписи следователь должен удостоверить на постановлении, что текст постановления ему объявлен (ст. 142 УПК). При объявлении этого постановления он также обязан разъяснить в доходчивой форме этому участнику процесса его права и обязанности, о чем должна быть сделана отметка на постановлении, которая также удостоверяется подписью рассматриваемого лица.
С момента вынесения постановления о признании лицом, нуждающимся в применении принудительных мер медицинского характера, в соответствии со ст. 405 УПК РСФСР к участию в деле должен допускаться защитник, который также должен быть ознакомлен с указанным постановлением, а также и законный представитель этого лица. Если в силу психического состояния производство следственных действий с участием рассматриваемого лица является невозможным, то это постановление объявляется его защитнику и законному представителю и им под расписку разъясняются права лица, нуждающегося в применении принудительных мер медицинского характера.
Как и большинство процессуальных документов, рассматриваемое постановление должно состоять из вводной, описательной и резолютивной части. Во вводной части необходимо отразить: когда, кем, кому и по какому делу выносится постановление. Описательная часть должна содержать формулировку фактических обстоятельств совершения общественно опасного деяния и в постановлении должна быть центральной. Здесь необходимо отразить время и место совершения общественно опасного деяния, психическое состояние этого лица на момент его совершения и ко времени расследования дела, а также другие обстоятельства, поскольку они установлены материалами дела. В резолютивной части формулируется решение органа предварительного следствия об уголовно-правовой квалификации общественно опасного деяния.
Вынесение постановления о признании лицом, нуждающимся в применении принудительных мер медицинского характера, могло бы найти свое законодательное закрепление в статье 405 в главе 33 УПК РСФСР, специально посвященной процессуальным вопросам и дополнительным гарантиям по такой категории дел, а не в общей 3 главе "Участники процесса, их права и обязанности".

Изначально при реализации на практике норм о судебной защите чести и достоинства возник вопрос о том, что должно пониматься под распространением сведений, не соответствующих действительности. И практика, и научная литература единодушно признали за этим какое-либо сообщение таковых сведений о конкретном лице другим, одному или нескольким лицам.
Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении "О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" (в редакции от 25 апреля 1995 года) отметил, что "под распространением сведений, порочащих честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц, о котором указывается в ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, следует понимать опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидеопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, изложение в служебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том числе устной, форме нескольким или хотя бы одному лицу".
Для гражданско-правовой защиты названных благ имеет значение лишь сам факт распространения не соответствующих действительности сведений независимо от формы и способа передачи ложной информации, количества лиц, ставших ее обладателями, и условий ознакомления с ней потерпевшего. При этом последний может узнать о касающихся его сведениях как лично, присутствуя во время их, например, публичного распространения, так и из рассказов о них других лиц.
Факт распространения порочащих измышлений становится известным лицу или сразу же, либо по истечении некоторого короткого или достаточно продолжительного периода времени. В связи с этим можно говорить о непосредственном и опосредованном восприятии событий, унижающих честь, достоинство или деловую репутацию.
Во время первого потерпевший, являясь участником происходящего, лично воспринимает и оценивает сообщенные о нем сведения в том объеме и в той форме, в которых они были переданы, и имеет возможность узнать самого распространителя, если он не является анонимом, а также количество информированных лиц. В случае же получения известий о распространении порочащей его информации от других лиц, ранее ставших ее обладателями, уровень осведомленности потерпевшего о ней зависит от ряда причин: качества ее пересказа (смысловой и форменной) другим лицом, цели и желания пересказчика воспроизвести сообщения дословно или в "своем свете" при дальнейшем распространении ложных сведений и т.п.
Русское право XIX века, например, устраняло наказуемость заочных обид (как вида оскорблений чести), кроме случаев, когда оскорбительный отзыв обращается к лицу, близкому к оскорбляемому

В ходе рассмотрения уголовных дел в суде защите, как правило, запрещается возражать против обвинения путем выдвижения версии о причастности иных лиц. Однако наличие такого запрета не вытекает ни из буквального смысла регулирующих данные правоотношения законоположений, ни из системного анализа взаимосвязанных норм, что позволяет утверждать о произвольности соответствующих ограничений.

Ключевые слова: суд присяжных, судебное следствие, пределы судебного разбирательства, презумпция невиновности.

"4. Обвиняемый вправе:
...21) защищаться иными средствами и способами,
не запрещенными настоящим Кодексом.

1. С момента допуска к участию в уголовном деле
защитник вправе:
...11) использовать иные
не запрещенные настоящим Кодексом
средства и способы защиты...".

(ст. ст. 47, 53
Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
от 18 декабря 2001 г. N 174-ФЗ
(принят ГД ФС РФ 22 ноября 2001 г.))

Осуществляя защиту по различным делам в суде присяжных, мы неоднократно сталкивались с одной проблемой: председательствующие судьи, как правило, запрещали обосновывать и отстаивать версию о причастности иных конкретных (и даже неустановленных) лиц. В одном из дел мы столкнулись с этим вопросом крайне остро, ибо имела место уникальная ситуация.
Речь идет об уголовном деле по обвинению братьев К. в убийстве. Защита утверждала, что братьев К. и близко не было на месте преступления.
Уникальность же ситуации в том, что основными свидетелями обвинения являлись другие братья - Г., которые действительно как минимум присутствовали (само обвинение признает этот факт) на месте преступления и в отношении которых у обвиняемых (братьев К.) имелись конкретные сведения в подтверждение их. виновности. Как следствие в распоряжении обвинительной власти оставались две взаимоисключающие версии: убийство совершили либо братья Г., либо братья К. Соответственно в качестве основной версии защиты мы были намерены выдвинуть и обосновывать утверждение о возможном совершении убийства основными свидетелями обвинения - братьями Г., так как присяжные видели основной вопрос уголовного дела лишь в том, какая же из пар братьев виновна в убийстве.
Однако председательствующий воспрепятствовал деятельности адвокатов по обоснованию такой версии защиты со ссылкой на ст. 252 УПК РФ (хотя и перефразированную): "Дело рассматривается в отношении конкретных подсудимых и о роли и участии по обвинению, которое им предъявлено". В частности, судья отклонил вопросы защитников к свидетелю, направленные на установление причастности свидетелей - братьев Г. к преступлению.
Таким образом, была создана немыслимая и противоестественная ситуация: братья Г. открыто обвиняли братьев К. в убийстве, а братья К. могли лишь отнекиваться, не имея права собирать и представлять доказательства в пользу виновности основных обвинителей, в конечном итоге не имея возможности защищаться путем отстаивания версии о причастности братьев Г. к убийству.
Не исключая неопределенности (несоответствия Конституции РФ) ст. 252 УПК РФ, мы подготовили и направили жалобу в Конституционный Суд РФ по этому вопросу. Применение ст. 252 УПК РФ подтверждалось копией протокола судебного заседания, где содержалась изложенная выше формулировка. В указанной жалобе была изложена позиция авторов статьи по затрагиваемым аспектам, включая возможные контраргументы:
"Исходя из конкретных обстоятельств дела, прямое обоснование версии о виновности иных лиц (свидетелей Г.) явилось бы наилучшим способом защиты подсудимого от предъявленного обвинения. В условиях представления обвиняющей стороной уличающих доказательств при одновременном отсутствии достаточной совокупности прямых доказательств непричастности подсудимого к преступлению выдвижение контрверсии о причастности иных лиц к совершению преступления стало бы более эффективным способом защиты по сравнению с простым отрицанием, при этом конституционно охраняемое освобождение от обязанности доказывать свою невиновность (ч. 2 ст. 49 Конституции РФ) не тождественно запрету на доказывание своей невиновности, тем более что каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ч. 2 ст. 45 Конституции РФ). Применительно к судебному разбирательству, исходя из требований разумности, особенностей человеческой психики и законов логики, лишь возможность выдвижения и отстаивания перед судьями (присяжными заседателями) версии о причастности иных лиц позволило бы добиться реальной состязательности процесса (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ), в т.ч. и в виде конкуренции между версией защиты и версией обвинения о причастности тех или иных, но различных лиц. Такой способ защиты эффективен в силу действия логического закона "исключенного третьего": из двух противоречивых суждений лишь одно может быть истинным, другое ложным, третьего не дано. Применительно к уголовному судопроизводству это означает, что лишь сам обвиняемый и его защитник вправе свободно избирать тот способ защиты, который покажется им наиболее эффективным, и пределами осуществления этого права является необходимость не нарушать права иных лиц (ч. 3 ст. 17 Конституции РФ), что в данном случае теоретически можно рассматривать как конкурирующие конституционно охраняемые ценности, поиск разумного баланса между которыми является фундаментальным элементом судопроизводства как такового. Исходя из содержания взаимосвязанных положений Основного Закона, отсутствует конституционный запрет на такой способ защиты своих прав в уголовном судопроизводстве, как доказывание своей невиновности путем доказывания виновности иных лиц. Более того, указанные выше нормы прямо дозволяют использовать такой способ защиты. Лишь сама сторона защиты вправе выбирать: полагаться ли на презумпцию невиновности или активно доказывать невиновность обвиняемого (в т.ч. и путем доказывания виновности иных лиц), т.к. сама по себе презумпция невиновности не подменяет собой принцип состязательности и не всегда является достаточной гарантией адекватной защиты.
<...>
Однако в ходе судебного разбирательства председательствующий неоднократно применял ч. 1 ст. 252 УПК РФ как основание для запрета на представление прямых или косвенных доказательств причастности иных лиц (в т.ч. и свидетелей Г.) к совершенному преступлению.
Полагаем, что действующая редакция ч. 1 ст. 252 УПК РФ - "Судебное разбирательство проводится только в отношении обвиняемого и лишь по предъявленному ему обвинению" - ввиду ее неопределенности позволяет правоприменителю использовать данное законоположение вопреки его конституционному смыслу.
Так, обжалуемая норма, исходя из ее толкования в системном единстве с иными сопряженными законоположениями (но в отступление от неудачной ее редакции), направлена прежде всего на защиту прав самого обвиняемого и гарантирует соблюдение процедуры привлечения лица к уголовной ответственности, включая процедуру выдвижения обвинения и обеспечение права на защиту от последнего. Тем самым затрагиваемая норма по своему назначению закрепляет пределы обвинения, предохраняя подсудимого от увеличения его объема в ходе судебного разбирательства. В конечном итоге данное законоположение конкретизирует inter alia ч. 1 ст. 49 Конституции РФ, исключая признание лица виновным в том преступлении, обвинение в совершении которого ему не было предъявлено, как исключается им и установление причастности к совершению преступления иных конкретных, за исключением подсудимых, лиц.
При этом достижение баланса между взаимоисключающими конституционно охраняемыми ценностями - права на защиту обвиняемого (ч. 2 ст. 45 Конституции РФ и ст. 16 УПК РФ) и права на защиту своей чести и доброго имени (ч. 1 ст. 23 Конституции РФ) тех лиц, версию о виновности которых отстаивает подсудимый, достигается за счет того, что никаких правовых последствий в случае признания судом доводов защиты убедительными (версии защиты) для иных лиц, кроме подсудимого, не наступит. То есть единственным правовым результатом разделения судом версии защиты явится оправдание подсудимого - решение о его невиновности. Те лица, на виновность которых в качестве способа защиты указывал обвиняемый, не могут быть ни в коей мере скомпрометированы судебным решением, как не может содержать приговор и какие-либо формулировки, указывающие на наличие данных о причастности (сомнений в невиновности) любых лиц, кроме признанных виновными.
В конечном итоге права лиц, на виновность которых указывает защита, эффективно охраняются и не подвергаются какому-либо стеснению, т.к. юридически в отношении них не осуществляется уголовное преследование, и они не становятся ни подозреваемыми, ни обвиняемыми в результате соответствующего судебного разбирательства.
Применительно к суду присяжных версия защиты о причастности иных лиц прямо относится к фактическим обстоятельствам дела и ч. 1 ст. 252 УПК РФ по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, лишает возможности сторону защиты устанавливать те фактические обстоятельства, которые опровергают обвинение, что нарушает фундаментальный принцип состязательности сторон.
Данное законоположение по своей правовой природе ни в коей мере не должно стеснять и права подсудимого на выдвижение любой версии в свою защиту, в том числе и версии о виновности иных конкретных лиц. Соответственно обжалуемая норма, исходя из своего конституционного смысла, никоим образом не должна использоваться правоприменителем в качестве основания для стеснения представления защитой доказательств виновности иных лиц - не подсудимых.
Однако действующая редакция данной нормы ввиду ее неопределенности позволяет ее толковать как правовое основание для стеснения права защиты на выдвижение и отстаивание путем представления соответствующих доказательств версии о виновности иных конкретных лиц - не подсудимых, что противоречит ряду конституционных положений.
<...>
Исходя из изложенного, просим признать не соответствующими Конституции РФ положения ч. 1 ст. 252 УПК РФ в той мере, в какой они позволяют правоприменителю (судам) при рассмотрении уголовных дел (в том числе и с участием присяжных заседателей) препятствовать стороне защиты в доказывании виновности иных - не обвиняемых - конкретных (или неустановленных) лиц как способа защиты от предъявленного обвинения".
Результатом нашего обращения стала итоговая позиция, выраженная в Определении Конституционного Суда РФ от 19 марта 2009 г. N 321-О-О:
"Доводы, приведенные К. в обоснование своей позиции, свидетельствуют о том, что неконституционность части первой статьи 252 УПК Российской Федерации он связывает с отказом председательствующего предоставить его адвокатам право задавать допрашиваемым свидетелям вопросы, направленные на установление виновности в совершении преступления лиц, не являющихся подсудимыми по рассматриваемому делу, т.е. фактически заявитель просит дать оценку законности и обоснованности действий председательствующего по руководству судебным заседанием. Между тем разрешение этого вопроса относится к полномочиям судов общей юрисдикции и в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации, как она определена в статье 125 Конституции Российской Федерации и статье 3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", не входит".
Если кому-то покажется, что никакой позиции Конституционный Суд РФ не выразил, то мы с этим утверждением спорить не будем, возразить-то нечего...
Но последствия уклонения высшего органа конституционного контроля от выражения правовой позиции вовсе не катастрофичны, скорее нейтральны: фактически весь затрагиваемый вопрос полностью отдан на откуп правоприменителю, и реально на сегодняшний день нет никакого запрета - ни законодательного, ни общеобязательного правоприменительного (которым могла бы стать отрицательная позиция КС РФ), - на доказывание и отстаивание в суде присяжных версии защиты о виновности иных (кроме обвиняемых) лиц. Но защите можно все, что не запрещено законом, а закон (см. текст жалобы) отстаивать версию о виновности иных лиц не запрещает.

Преобразование жилищных отношений, осуществляемое в Российской Федерации, поставило перед законом и юридической наукой многочисленные и ранее неизвестные проблемы, среди которых одно из первых мест занимает проблема регламентации и реализации права собственности на жилое помещение, в том числе в жилищных и жилищно-строительных кооперативах.

Правовое регулирование отношений собственности на жилое помещение содержится в ряде законодательных актов, принятых в последние годы, прежде всего в Гражданском Кодексе РФ. В ГК РФ впервые в истории отечественной кодификации появилась глава, посвященная праву собственности на жилые помещения.

Правовая регламентация отношений собственности на жилые помещения, содержащаяся в действующем законодательстве, основана на результатах плодотворной научной разработки общих проблем права собственности и проблем правового регулирования жилищных отношений. Что касается права собственности на жилые помещения, в том числе и в жилищных и жилищно-строительных кооперативах, то эта проблема в цивилистической литературе затрагивалась многими авторами – «жилищниками». Вместе с тем в науке гражданского права специальных работ монографического характера, посвященных исследованию права собственности на жилые помещения, до сих пор не было, если не считать некоторые работы прежних лет о праве личной собственности на жилой дом.

Однако данная проблема требует сегодня всестороннего изучения с учетом практики применения новейшего законодательства о праве собственности на жилище, а также с учетом того, что многие аспекты права собственности на жилые помещения еще не получили надлежащего законодательного регулирования. Что же касается имеющихся правовых решений, то они в ряде случаев нуждаются в развитии и совершенствовании – в научном обосновании, в разработке концепции регламентации отношений собственности в жилищной сфере.

Вопрос: После вынесения судом определения о приостановлении исполнительного производства судебный пристав-исполнитель не отменил арест, ранее наложенный на имущество должника. Правомерно ли бездействие пристава?

Ответ: Если арест был мерой принудительного исполнения, то судебный пристав-исполнитель обязан его отменить, и в этом случае бездействие неправомерно. Если же арест наложен в целях обеспечения исполнения исполнительного документа, то пристав не обязан его отменять.

Обоснование: Необходимо различать понятия ареста имущества должника как меры принудительного исполнения и ареста имущества должника в целях обеспечения исполнения исполнительного документа.
Согласно п. 1 ст. 68 Федерального закона от 02.10.2007 N 229-ФЗ "Об исполнительном производстве" (далее - Федеральный закон N 229-ФЗ) мерами принудительного исполнения являются действия, указанные в исполнительном документе, или действия, совершаемые судебным приставом-исполнителем в целях получения с должника имущества, в том числе денежных средств, подлежащих взысканию по исполнительному документу.
К мерам принудительного исполнения относится, помимо прочего, наложение ареста на имущество должника, находящееся у должника или у третьих лиц, во исполнение судебного акта об аресте имущества (пп. 5 п. 3 ст. 68 Федерального закона N 229-ФЗ). Данная норма предполагает наличие судебного акта, в резолютивной части которого указано наложение ареста на такое имущество должника.
В силу п. 1 ст. 80 Федерального закона N 229-ФЗ судебный пристав-исполнитель в целях обеспечения исполнения исполнительного документа, содержащего требования об имущественных взысканиях, вправе в том числе и в течение срока, установленного для добровольного исполнения должником содержащихся в исполнительном документе требований наложить арест на имущество должника. При этом судебный пристав-исполнитель может не применять правила очередности обращения взыскания.
Основанием для наложения ареста в порядке п. 1 ст. 80 Федерального закона N 229-ФЗ может стать заявление взыскателя (п. 2 ст. 80 Федерального закона N 229-ФЗ).
Статья 39 Федерального закона N 229-ФЗ предусматривает возможность полного или частичного приостановления судом исполнительного производства. По приостановленному исполнительному производству применение мер принудительного исполнения не допускается до его возобновления (п. 6 ст. 45 Федерального закона N 229-ФЗ).
Следовательно, при приостановлении судом исполнительного производства судебный пристав-исполнитель обязан отменить ранее наложенный арест на имущество должника, если арест является мерой принудительного исполнения в соответствии с пп. 5 п. 3 ст. 68 Федерального закона N 229-ФЗ.
Если же арест наложен в целях обеспечения исполнения исполнительного документа в соответствии с п. 1 ст. 80 Федерального закона N 229-ФЗ, судебный пристав-исполнитель не обязан его отменять. Более того, отмена постановления о наложении ареста в таком случае может ущемить права взыскателя, поскольку должник может распорядиться своим имуществом, что затруднит исполнение решения суда после возобновления приостановленного исполнительного производства.
Указанный вывод находит подтверждение в материалах судебной практики (см. Постановления ФАС Западно-Сибирского округа от 26.02.2009 N Ф04-934/2009(690-А27-46), ФАС Северо-Западного округа от 23.07.2009 по делу N А66-182/2009).

Арест имущества должника включает запрет распоряжаться имуществом, а при необходимости - ограничение права пользования имуществом или изъятие имущества и оформляется постановлением пристава. После этого должник не вправе отчуждать это имущество, а за нарушение такого запрета установлена уголовная ответственность (ч. 1 ст. 312 УК РФ) <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее об уголовной ответственности см. в параграфе 5.1.

Пристав вправе арестовать имущество должника только в том размере и объеме, которые необходимы, чтобы исполнить исполнительный документ, учитывая исполнительский сбор и расходы пристава (ч. 2 ст. 69 Закона об исполнительном производстве). Арестовывать миллион рублей на счете для обеспечения взыскания 10 тысяч недопустимо. Кроме того, пристав не вправе арестовать имущество, на которое нельзя обратить взыскание (ст. 446 ГПК РФ, перечень такого имущества также приведен в параграфе 3.4).
Отметим, что зачастую после наложения ареста начинается увод имущества должника путем исключения имущества из описи. Действительно, сложно установить, кому принадлежал компьютер - должнику или члену его семьи, на самом компьютере фамилия владельца не написана, этим и пользуются недобросовестные должники. Пристав же при аресте фактически не обязан проверять принадлежность имущества должника в полном объеме.
Так, арбитражный суд указал, что законодателем установлен судебный порядок освобождения имущества от ареста или исключения его из описи, следовательно, в компетенцию судебного пристава не входит правовая оценка представленных документов на соответствие их закону или иному правовому акту <1>.
--------------------------------
<1> Постановление ФАС Уральского округа от 16 августа 2007 г. N Ф09-6491/07-С6.

Заинтересованное лицо (лицо, считающее себя собственником или иным законным (титульным) владельцем арестованного имущества) вправе обратиться в суд с иском об освобождении имущества от наложения ареста или исключения его из описи в случае возникновения спора, связанного с принадлежностью имущества, на которое обращается взыскание (ст. 119 Закона об исполнительном производстве). Статья 442 ГПК РФ устанавливает, что иски об освобождении имущества от ареста (исключении из описи) предъявляются к должнику и взыскателю.
В связи с этим существует порочная практика продажи (увода) данного имущества "задним" числом "аффилированным" с должником лицам. Основным направлением противодействия данным фактам является доказательство принадлежности имущества должнику, доказательство мнимости сделок <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее об уводе имущества и направлениях противодействия этому см. в параграфе 3.7.

Однако доказать данный факт достаточно сложно.
Так, возражая против заявленных требований, ОАО "Универсам на Красной площади" указало, что ООО "ЗТО - Красноярск" уклоняется от исполнения судебного решения, злоупотребляет своими правами. Все документы, подтверждающие право собственности ООО "Эльба" на торговое оборудование, составлены заинтересованными лицами и имеют своей целью увод имущества из-под ареста.
Исследовав представленные доказательства, суд первой инстанции признал требования истца обоснованными в части исключения из акта описи и ареста имущества, принадлежащего ООО "Эльба" (19 наименований торгового оборудования, стоимостью 1093500 рублей). При этом суд исходил из того, что при составлении акта описи и ареста 16.04.2004 с уточнением заводских номеров по акту от 15.02.2005 не было установлено, что спорное имущество принадлежит должнику. ООО "ЗТО - Красноярск" (должник) снято с учета в г. Красноярске и поставлено на налоговый учет в г. Новосибирске 03.03.2004 с изменением наименования <1>.